Андрей Ганин - Атаман А. И. Дутов
Такую статью мог написать только настоящий патриот своей страны, который лично выстрадал столь проникновенные строки. И если поставить вопрос, за что вообще такой исторический деятель, как Дутов, достоин искреннего уважения потомков, однозначным будет ответ – за свою бескомпромиссную борьбу с большевиками с 1917 г. и до самой смерти.
На 2-м очередном Войсковом Круге, открывшемся 7 декабря 1917 г. в оренбургском Епархиальном училище, заметную роль играла оппозиция Дутову, попытавшаяся добиться его смещения. Во вступительной речи со свойственной ему образностью изложения Дутов заявил:
«Депутаты Войскового Круга и дорогие станичники! Вновь собрались Вы, вершители судеб родного Войска. Объявляю очередной Круг Оренбургского казачьего войска открытым. Войсковой Круг! Тебе кланяется Войсковое Правительство и передает власть войсковую. Я, как Войсковой Атаман и Председатель Войскового Правительства, стоявший во главе войска, кладу атаманскую булаву, символ власти, на стол президиума Круга и становлюсь рядовым работником. (При этих словах Атаман положил булаву на стол.) Войсковой Круг! Собрался ты хотя и в очередном порядке, но опять перед тобой великие события. Призывая Вас, депутаты, к полному спокойствию и хладнокровию, необходимым спутникам при решении государственных дел, в то же время Войсковое Правительство просит депутатов быть Верховным Судьей и Правителем в полной мере. Перед Вами много очередных хозяйственных дел, но в первую очередь необходимо выяснить позицию казачества, а вместе с нею вопрос о полках, находящихся в городе Оренбурге, об их службе, замене и деятельности.
Мы пережили Корниловские дни, и Чрезвычайный Войсковой Круг дал свое авторитетное слово. Ныне мы переживаем большевистские дни. Мы видим в сумраке неясные очертания царизма Вильгельма и его сторонников, и ясно, определенно стоит перед нами провокаторская фигура Владимира Ленина и его сторонников: Троцкого-Бронштейна, Рязанова-Гольденбаха, Каменева-Розенфельда, Суханова-Гиммера и Зиновьева-Апфельбаума507. Россия умирает. Мы присутствуем при последних ее вздохах. Была Русь от Балтийского моря до океана, от Белого моря до Персии, была целая, великая, грозная, могучая, серая земледельческая трудовая Россия – и нет ее. Разбитые черепки государственности кое-как стараются слиться и хоть что-либо сделать для своего соединения. Гибнет веками созданная, Христианскою верою и народным разумом спаянная Русь. Где ты, дорогая мать наша? Ты больна или лежишь уже при смерти?! Ты умираешь, растерзанная, и все дети бегут от тебя зачумленной. Но нет, родная, не все убежали. Помни, твой верный сын, хоть меньшой по силе, казак, остался при тебе. Больно и грустно ему. Не может его сердце, воспитанное на порядке и государственности, быть безучастным ко всему. Среди мирового пожара, среди пламени родных городов, среди свиста пуль и шрапнели, так охотно выпущенных солдатами внутри страны по безоружным жителям, и среди полного спокойствия на фронте, где идет братанье, среди ужаса расстрела женщин, изнасилования учениц, среди массового зверского убийства юнкеров и офицеров, среди пьянства, грабежа и погромов, ты, наша Великая мать – Россия, в своем красном русском сарафане легла на смертный одр, – и здесь тебя не оставляют в покое, грязными руками сдергивают с тебя последние ценности, у одра твоего звенят немецкие марки, – ты, любимая, отдавая последний вздох.
Открой на секунду тяжелые веки свои, – тут, рядом с тобой, стоит гордый своей свободой и сильный душой, верный до гроба сын твой – Войско Оренбургское. Триста лет его пугали всем, воевало оно много, много крови пролито за тебя; старались сломить его крепость и стойкость, ломали его други и недруги, ломал бюрократический строй, ломали немцы, но, как гранит, твердо стоит оно, только крепче смыкаются казачьи ряды, только грознее сдвигаются брови. Не большевикам разрушить вековую казачью общину! Не предателям Родины смутить казачьи головы, не немецкими посулами увлечь казачье сердце!
Родное казачество! К тебе взывает твой верный сын, тобой же поставленный Атаман. Скажи свое веское слово, и оно будет законом! Но скажи громко и твердо! Если мать-Россия умрет, то ее верный сын – казачество не умрет и будет у себя дома сохранять свои свычаи и обычаи, вольные духом, сильные сердцем скуют родные казаченьки еще крепче свою общину и будут в общеказачьей семье жить по-своему, не забывая никогда Родину-Русь. Что же делать нам, родные станичники? Неужели гибнуть со всеми? Думаю, что ни отцы, ни сыновья, ни внуки не простят нам, стоящим у кормила войска, нашего бездействия и нашей нерешительности. Я, при вручении мне булавы, клялся Кругу, что буду стоять на страже интересов Войска. Войсковое Правительство неустанно работало в эти дни, и я, как бессменный часовой, сорок дней, не щадя здоровья, забывая о семье и детях, стоял на посту, не смыкая глаз. И вот, родные станичники-депутаты, войско цело, его порядки сохранены, и на его земле нет ни погромов, ни большевистских шаек…»508
Каждое предложение этой глубоко искренней вступительной речи было прочувствовано Дутовым.
По мнению депутата Войскового Круга и члена правительства М.П. Копытина, Войсковое правительство должно было быть переизбрано, т. к. его избирали как орган земской направленности, а в новых условиях оно стало органом, взявшим на себя всю полноту власти в регионе509. Копытин обвинил Дутова в диктаторских амбициях, отрицательном отношении к Советам (даже без большевиков), в единоличных действиях без санкции Войскового правительства, неправомерном разоружении гарнизона и… в матерной ругани. Не без ехидства Копытин заявлял: «Атаман, конечно, по-своему прав, так как он человек особой школы и привык управлять так, как управляли до переворота»510. В этой фразе чувствуется весьма болезненный в то время упрек Дутова в монархических пристрастиях, которых у Дутова на самом деле уже не было. Копытин цитировал фразу, якобы сказанную Калединым о Дутове: «Он пылкий человек. Поднялся он высоко, но падение будет страшно»511. Невозможно спокойно отнестись к действиям Копытина, который, как и другие близорукие деятели казачества, сам копал могилу себе и всему войсковому сословию.
Сторонники Дутова отметили, что атаман не действует единолично, а согласует все шаги с Войсковым правительством, кроме того, он полномочен действовать единолично при решении срочных вопросов, когда консультации с правительством невозможны, например ночью512.
Сторонники большевиков депутаты Т.И. Седельников и подъесаул И.Д. Каширин прямо потребовали отставки Дутова и признания советской власти, однако такое предложение не встретило поддержки у делегатов. Большинство депутатов стало предлагать образовать коалицию, но это не удалось. Кандидатом в Войсковые атаманы от меньшинства был выдвинут А.И. Мякутин, однако он проиграл Дутову, получив 57 голосов при 4 воздержавшихся, тогда как за Дутова было подано 100 голосов513. Итак, Дутов вновь был избран атаманом. После переизбрания Дутова на трибуну поднялся Седельников и демонстративно сложил с себя всякую ответственность за деятельность Войскового правительства. Сам же Дутов торжественно поклялся, что «большевистская нога ступит на политую казацкой кровью землю родного мне Оренбургского войска только через мой труп»514. Активизация оппозиции Дутову и необходимость сторонников атамана оправдываться и приводить в его защиту столь странные аргументы продемонстрировала как неустойчивость позиций Дутова в войске, так и сильную ограниченность атамана в действиях (далеко не самые решительные его шаги повлекли сильнейшее неприятие со стороны оппонентов). Впрочем, на этом атака оппозиционеров на Дутова не закончилась.
